1998 28 февраля
Место: Галерея “Spider & Mouse”. Москва
Материал: Видеомонитор, видеоплейер, прожектор, мужская и женская одежда
В галерее под маленьким окном стоит монитор, воспроизводящий лыжню с точки зрения мчащегося лыжника с вторжениями сюжетов из перформансов ТОТАРТ, в которых тотартисты раздеваются. Окно открывается, и сверху летят предметы женского и мужского туалета от нижнего белья до верхнего, 1998 28 февраля
Место: Галерея “Spider & Mouse”. Москва
Материал: Видеомонитор, видеоплейер, прожектор, мужская и женская одежда
В галерее под маленьким окном стоит монитор, воспроизводящий лыжню с точки зрения мчащегося лыжника с вторжениями сюжетов из перформансов ТОТАРТ, в которых тотартисты раздеваются. Окно открывается, и сверху летят предметы женского и мужского туалета от нижнего белья до верхнего, засыпая пол и повисая на мониторе.
***
Искусство, разумеется, на таком холоде немыслимо, но если потерпеть немного...
...таким образом, Тотарт - это некая еретическая модель, созданная ее авторами для подтверждения правильности существующих стандартов...
Если развивать эту мысль дальше, то освобождается операционное поле, где телевизионный экран служит своего рода зеркалом, смотрясь в которое можно постоянно убеждаться... ну хотя бы в собственном превосходстве.
Зритель здесь является субъектом, постоянно ведущим наблюдение за “объектом”, который и формируется в результате этого наблюдения. Экран (иногда соединенный с видеокамерой) является “субъектом”, постоянно ведущим наблюдение за зрителем-объектом, который и формируется в результате этого наблюдения.
Можно рассматривать такое взаимодействие как обоюдную попытку выработать некий набор хороших манер, не позволяющий гладить против шерсти собачку хозяев, и приятие комплекса требований, выдвигаемых в одностороннем порядке устроителями события, некой директивы, направляемой из “центра” на “периферию”.
Если же как исключение возникает новый тип взаимоотношений, кроме рассмотренного ранее и - увы!- прискорбного, и снимается сам принцип “созревания самосознания”, то создается возможность для четкого интегрального жеста, где автор и зритель являются одновременно объектом и субъектом исследовательской модели. Проблема становится общей, а не предупредительным сигналом из “центра мира” для тех, кто живет на его “окраине”.
...Сюжет художественного произведения неожиданно возникает под видом цитирования других сюжетов, ранее представленных в виде законченных художественных произведений-перформансов. В самом принципе цитирования обнаруживается еще меньше конформизма, чем в самих цитируемых сюжетах; самоцитирование создает новую изолированную систему, в которой неупорядоченность появления тех или иных сюжетов может только возрастать.
В цитируемых сюжетах намеренно нет хронологической последовательности цитируемого, т.е. прошлое давит, тяготит, шантажирует. Но если уж прошлое уничтожить нельзя, то это еще не повод для уныния.
...таким образом, Тотарт - это некая еретическая модель, созданная ее авторами для подтверждения правильности существующих стандартов...
Если развивать эту мысль дальше, то освобождается операционное поле, где телевизионный экран служит своего рода зеркалом, смотрясь в которое можно постоянно убеждаться... ну хотя бы в собственном превосходстве.
Зритель здесь является субъектом, постоянно ведущим наблюдение за “объектом”, который и формируется в результате этого наблюдения. Экран (иногда соединенный с видеокамерой) является “субъектом”, постоянно ведущим наблюдение за зрителем-объектом, который и формируется в результате этого наблюдения.
Можно рассматривать такое взаимодействие как обоюдную попытку выработать некий набор хороших манер, не позволяющий гладить против шерсти собачку хозяев, и приятие комплекса требований, выдвигаемых в одностороннем порядке устроителями события, некой директивы, направляемой из “центра” на “периферию”.
Если же как исключение возникает новый тип взаимоотношений, кроме рассмотренного ранее и - увы!- прискорбного, и снимается сам принцип “созревания самосознания”, то создается возможность для четкого интегрального жеста, где автор и зритель являются одновременно объектом и субъектом исследовательской модели. Проблема становится общей, а не предупредительным сигналом из “центра мира” для тех, кто живет на его “окраине”.
...Сюжет художественного произведения неожиданно возникает под видом цитирования других сюжетов, ранее представленных в виде законченных художественных произведений-перформансов. В самом принципе цитирования обнаруживается еще меньше конформизма, чем в самих цитируемых сюжетах; самоцитирование создает новую изолированную систему, в которой неупорядоченность появления тех или иных сюжетов может только возрастать.
В цитируемых сюжетах намеренно нет хронологической последовательности цитируемого, т.е. прошлое давит, тяготит, шантажирует. Но если уж прошлое уничтожить нельзя, то это еще не повод для уныния.
Сад улыбок, или объяснение в любви
Проблематика этой видеоинсталляции затрагивает круг идей, о которых отчасти говорили Ф. и Б., однако этому можно дать интерпретацию в традиции русской ментальности. Оппозиции “мужское - женское”, которая и сама является продуктом мужской культуры в ее идеологическом смысле, противополагается система следящего бинара - перевертыша, наблюдателя и действующего лица одовременно, чем и снимается сам принцип оппозиции. Мужчина берет в одну руку камень, а в другую свой рациональный ум и идет познавать мир (Сад), веря, что мир познаваем и не только передаваем, но и переделываем. Прошлое, история, как всегда хохочет. И тогда, естественно, начинается активная деятельность (Сада) по десакрализации “мужского”, чтобы минуя необходимый этап Б-ого принципа неопределенности, вернуться к извечным ценностям. (“И что только за люди понаехали!”)
Коварство иронии (или ирония коварства) в том, что даже не понимая ее, можно воспринимать все совершенно серьезно. Разрушение образа, его отмена, доведение его до без - образности, от статики к шуму, а затем к абсолютной тишине. Ирония, метаязыковая игра, коварство в квадрате, связь с русской утопией, понимаемой в свете исторического опыта негативно, как антиутопии, сквозь горькие изломы которой просвечивает неизбывная тоска по новой утопии ( Новая конструкция), так как творческий акт (чисто личное присутствие) - это не только перманентная революция духа (“Сад улыбок”), но и ее очистительное переосмысливание.
Потерпеть немного -
и все будет хорошо
и все будет хорошо
...Бесперспективна установка на то, что эксперимент, нормально принятый публикой, удачный эксперимент. Неприемлемость сообщения может выступить
главным критерием его качества. Новая конструкция не утратила своих рабочих качеств, но теперь ее надо рассматривать в иной перспективе. Перевод модели актуального искусства на язык аналитической машины и методы его “расшифровки“ ставят
вопрос о том, насколько искусство является составной частью общественной коммуникации, может ли оно в таком виде дойти до широкой публики и “заполнить ее сны”, а нас довести до мысли о том, что владеть снами не обязательно означает навевать сладкие грезы, а скорее, наоборот - насылать наваждение.
главным критерием его качества. Новая конструкция не утратила своих рабочих качеств, но теперь ее надо рассматривать в иной перспективе. Перевод модели актуального искусства на язык аналитической машины и методы его “расшифровки“ ставят
вопрос о том, насколько искусство является составной частью общественной коммуникации, может ли оно в таком виде дойти до широкой публики и “заполнить ее сны”, а нас довести до мысли о том, что владеть снами не обязательно означает навевать сладкие грезы, а скорее, наоборот - насылать наваждение.
Место художника
... была возможность “создать мир там, где ничего не существовало, и если бы его не создать, мир превратился бы в небытие”...
Отопление в галерее не работает, холод как на улице. Надеваешь на себя все, что под рукой, завязываешь глаза черной шелковой повязкой, садишься на низкую подушку от дивана напротив телеэкрана. Бусов врубает всю аппаратуру. Слышится запись фонограммы перформанса. Все, что соприкасается с телом, руками, кажется, обладает свойствами метеоритного железа, прилетевшего на землю из самого космоса. Сразу же куда-то соскальзываешь с обитой каким-то гладким материалом подушки; поневоле приходится сильно отклониться назад, и чтобы сохранить равновесие, нагнуться вперед и застыть в крайне неудобной позе, почти лишившись возможности нормально дышать. Слишком плотно надетая повязка давит на глаза и слезы льются как из шланга, начинаешь задыхаться и постепенно окоченевать. При подобных обстоятельствах довольно трудно чувствовать себя “организованным профессиональным существом”, однако еще остается “занять голову бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца”. Теперь уже не сомневаешься, что ХОЛОД ЕСТЬ ГРАНИЦА ДОБРА И ЗЛА .
Потом ощущаются вибрации пола - это собираются зрители.
В какой-то момент кажется, что не дышишь вообще, ощущение холода исчезает, в голове ни единой мысли, а в сердце никакой тоски. Чувствуешь шаги совсем рядом и понимаешь, что это пришел Ковальский и поставил рядом штатив видеокамеры. Через какое-то время звук фонограммы заканчивается - значит, пора снять повязку с глаз, подняться и отойти к зрителям. Как выбираешься из потерявшего чувствительность тела и преодолеваешь притяжение метеоритной подушки, видит только объектив видеокамеры, но в этом месте на записи - черный кадр. Подходишь к зрителям и вместе с ними смотришь на окончание видеозаписи - взрыв Белого дома в Грозном.
Сейчас, когда вспоминаешь об этом, может быть, более всего занимает нелогичность судьбы этого произведения, где “ничто” обусловлено “ничем” и выпадение одного звена вовсе не означает разрушение целого. Развитие “драмы” вовсе не всегда обращается в демонстрацию художественного метода.
Однако “Место художника” может оказаться крайне неудобным.
Искусство, разумеется, на таком холоде немыслимо, но если потерпеть немного...
Отопление в галерее не работает, холод как на улице. Надеваешь на себя все, что под рукой, завязываешь глаза черной шелковой повязкой, садишься на низкую подушку от дивана напротив телеэкрана. Бусов врубает всю аппаратуру. Слышится запись фонограммы перформанса. Все, что соприкасается с телом, руками, кажется, обладает свойствами метеоритного железа, прилетевшего на землю из самого космоса. Сразу же куда-то соскальзываешь с обитой каким-то гладким материалом подушки; поневоле приходится сильно отклониться назад, и чтобы сохранить равновесие, нагнуться вперед и застыть в крайне неудобной позе, почти лишившись возможности нормально дышать. Слишком плотно надетая повязка давит на глаза и слезы льются как из шланга, начинаешь задыхаться и постепенно окоченевать. При подобных обстоятельствах довольно трудно чувствовать себя “организованным профессиональным существом”, однако еще остается “занять голову бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца”. Теперь уже не сомневаешься, что ХОЛОД ЕСТЬ ГРАНИЦА ДОБРА И ЗЛА .
Потом ощущаются вибрации пола - это собираются зрители.
В какой-то момент кажется, что не дышишь вообще, ощущение холода исчезает, в голове ни единой мысли, а в сердце никакой тоски. Чувствуешь шаги совсем рядом и понимаешь, что это пришел Ковальский и поставил рядом штатив видеокамеры. Через какое-то время звук фонограммы заканчивается - значит, пора снять повязку с глаз, подняться и отойти к зрителям. Как выбираешься из потерявшего чувствительность тела и преодолеваешь притяжение метеоритной подушки, видит только объектив видеокамеры, но в этом месте на записи - черный кадр. Подходишь к зрителям и вместе с ними смотришь на окончание видеозаписи - взрыв Белого дома в Грозном.
Сейчас, когда вспоминаешь об этом, может быть, более всего занимает нелогичность судьбы этого произведения, где “ничто” обусловлено “ничем” и выпадение одного звена вовсе не означает разрушение целого. Развитие “драмы” вовсе не всегда обращается в демонстрацию художественного метода.
Однако “Место художника” может оказаться крайне неудобным.
Искусство, разумеется, на таком холоде немыслимо, но если потерпеть немного...
Следы удаляющегося геометра после создания Новой
конструкции - перед вознесением самым...
Казалось бы, для приобретения начального опыта такого видения недостаточно вознамериться швырнуть носки, а надо совершить целый ряд предварительных действий, скажем, встать на голову, предварительно надев шляпу, вывернуть наизнанку пиджак и натянуть левый ботинок на правую ногу, а правый на левую, а пресловутые носки, послужившие причиной или поводом всего эксперимента, напялить на руки, но в процессе экспериментирования выясняется, что результаты не зависят от условий опыта, поскольку любой опыт имеет негативную обратную связь, которая представляет собой круговой процесс, где часть выходной информации передается обратно на вход в виде информации с предварительным результатом ответа, что делает систему саморегулирующейся, т.е. начинается свободное парение в неком бесконечном, бескачественном и безвидном пространстве и т.д.
А зрителю представляется право выбора созерцания: располагаясь по обе стороны “сцены” каждый волен смотреть, куда захочет, или же подытожить “конец парадигмы”, самому подбросить к потолку пару собственных или чужих носков.
А зрителю представляется право выбора созерцания: располагаясь по обе стороны “сцены” каждый волен смотреть, куда захочет, или же подытожить “конец парадигмы”, самому подбросить к потолку пару собственных или чужих носков.
Н. Абалакова
А. Жигалов
А. Жигалов
Комментариев нет:
Отправить комментарий