2010 ПОВТОРЕНИЕ НЕ-ПРОЙДЕННОГО

Лиза Морозова "Осторожно, морковь!"
Наталья Зинцова "Репродукция»
Ирина Штейнберг "То же самое", "Прямой угол"



Повторение не-пройденного.

. …Последний виток экспансии искусства на территорию жизни, начавшийся в 60-е годы прошлого века, остановился на грани миллениума. Штиль. Глянец. Реставрация. Новый консерватизм. «Вертикаль. Иерархия. Затвердевание» («Культура -2»).
Территория искусства опять сжалась, апроприированная политиками, террористами, дизайнерами, масс медиа. Не осталось и последнего инструмента радикального жеста - персонального тела. Оно отнято шоу-бизнесом. Острее чем в 60-е, встал вопрос о художнике. Кто он? Тюбик краски в руках галеристов, или же инструмент языка, сообщающий опыт, недоступный всем другим практикам…

Так думалось три года назад. Как возможный выход из тупика, возникла версия: вернуться в ранний минимализм, в опыты Флюксуса, в изначальную, не московскую, практику концептуализма, с лабораторным изучением знака и предмета, вниманием к свойствам материи, парадоксами невербального. В то, что российское искусство почти пропустило, занятое собственными коммунально-тоталитарными контекстами. Повторение не-пройденного.

Это было теоретическое предположение. Параллельно, оказывается, уже и шла практика. Наталья Зинцова изучала в Америке строение гладильной доски с блошиного рынка. Ирина Штейнберг занималась материализацией минут, печатавших самих себя в прямом процессе. Лиза Морозова делегировала ощущения своего тела еще более хрупким материям, заключенным в острые проволочные ловушки.
Упругое, острое, непонятное. Не называние, а «переделывание сделанного» (Н.Зинцова), «зазор между ценным и опасным» (Е.Морозова), «тоже самое» (И.Штейнберг).
Материализовано: железное, оскалившееся, лязгающее, острое.
Другое - неустойчивое, хрупкое, пушистое, реально или предположительно, - мягкая уязвимая плоть. Встречаются материи. Слов нет, в крайнем случае – вскрик, писк, боль, шок в невозможности объяснения.
Со всех сторон слышатся старые знакомые возгласы «почему это искусство?» - «консерваторы», «левый дискурс», «простой обыватель» - все хотят получить что-то, пригодное к созерцанию и применению. А еще лучше – одновременно, т.е. бытовой или идеологический дизайн.
Похоже, что бескорыстное непрерывное усилие, создающее отсутствие зрелища, невозможность потребления и употребления - последнее отличие искусства от всего остального.

Revision of lessons un-learnt (Repetition of not passed through)

Natalia Zintsova “Reproduction”
Liza Morozova "Caution, Carrot!"
Irina Steinberg. "The Same”, “Right angle"
Objects, installations


…Last round of expansion of the art on the life territory, which began in the 60s, stopped on the brink of the millennium. Calm. Gloss. Restoration. New conservatism. “Vertical. Hierarchy. Hardening” (“Culture-2”).
The art territory appropriated by politicians, terrorists, designers and media was again compressed. Not even the last tool of radical gesture – personal body – is left. Show business has taken it away. The question of artist turned out to be even sharper than in the 60s. Who is the artist? Is he just a tube of paint in gallery owner’s hands? Or is he a tool of language that conveys experience which is beyond all other practices…

That is how it seems three years ago. As a possible way out of deadlock, a solution came: the return to early minimalism, to Fluxus’s experiments, to the original non-moscovite practice of conceptualism with its laboratory study of ‘sign’ and ‘subject’, with its attention to the characteristics of matter, with its paradoxes of non-verbal. The return to what Russian art, absorbed with its own communal-totalitarian contexts, has nearly missed. Revision of lessons un-learnt.

That was a theoretical speculation. But real practice turned out to go on meanwhile. In America, Natalya Zintsova studied the structure of an ironing board from the flea market. Irina Shteinberg worked at the materialization of minutes which were printing themselves in the direct run. Liza Morozova delegated the sensations of her body to even more fragile matters enclosed in the sharp wire traps.
Elastic, sharp, incomprehensible. Not naming but ‘redoing of what’s been done’ (N. Zintsova), ‘a gap between valuable and dangerous’ (L. Morozova), ‘the same’ (I. Steinberg).
What’s materialized: iron, grinning, sharp.
The other thing – unstable, fragile, fluffy – is soft vulnerable flesh, really or presumably. Matters collide. No words. A cry, a squeal, pain – in the last resort. Or a shock owing to the impossibility of explanation.

The old familiar exclamations “why is it art?” can be heard from everywhere. ‘Conservatives’, ‘left discours’, ’common people’ – all of them want to get something suitable for contemplation and application. And even better – for both of them simultaneously, i.e. everyday and ideological design.
It looks as if the constant disinterested effort – something that creates lack of spectacle, impossibility to use and consume – is the last point that distinguishes art from everything else.

Marina Perchikhina (Mouse)




Роман Эсс - фото с закрытия

Exhibition is open March, 05 – April, 05 Monday – Friday 2-7p.m